Ван Мин (кит. 王明, англ. Wang Ming), настоящее имя Чэнь Шаоюй (кит. 陳紹禹) (1904 – 1974). Китайский революционер, партийный и государственный деятель, стоявший у истоков возникновения Коммунистической партии Китая.
В 1930-е годы возглавлял ее центральный комитет, впоследствии активно выступал против политики Мао Цзэдуна. В 1956 году уехал в СССР, где прожил до конца жизни.
Ван Мин выписал как кредо для себя и всей семьи слова К. Маркса: «В науке нет широкой столбовой дороги, и только тот может достигнуть ее сияющих вершин, кто не страшась усталости, карабкается по ее каменистым тропам».
СССР стал второй родиной для Ван Мина. Впервые он приехал в Москву в ноябре 1925 года для учебы в Коммунистическом университете трудящихся Китая им. Сунь Ятсена, где изучил русский язык и марксистско-ленинскую теорию.
В следующие десять лет неоднократно возвращается в Москву, сначала работая в уже упомянутом Университете, впоследствии возглавляя делегации КПК при Коминтерне, став членом исполкома этой организации.
В Китае в 1931 году после ареста генерального секретаря ЦК КПК Сян Чжунфа, Ван Мин становится исполняющим обязанности генерального секретаря партии, в 1934 году на пятом пленуме ЦК КПК шестого созыва его избирают членом Постоянного Комитета Политбюро ЦК.
В 1935 году пост главы Военного совета ЦК КПК получает Мао Цзэдун и с этого момента он концентрирует власть в своих руках. Ван Мин в это время в Москве, работает в Коминтерне. В 1937 году по поручению Сталина и Димитрова, он возвращается в Китай и с этого момента противостояние между Ван Мином и Мао усиливается.
Ван Мин критикует политику и идеологию Мао Цзедуна, но у него начинаются проблемы со здоровьем, возникают подозрения об отравлении. Эта борьба продолжается как в Китае, так и впоследствии в СССР, куда Ван Мин в итоге вынужден был уехать ради сохранения своей жизни, хотя его здоровье уже было изрядно подорвано.
Ван Мин последовательно выступал за сотрудничество между КНР и СССР, и многое делал для этого до самой своей смерти.
Выдержки из книги Мэн Циншу «Чэнь Шаоюй — Ван Мин. Биография. Воспоминания»
Чэнь Шаоюй (Ван Мин) родился 9 числа 4-го месяца по лунному календарю (23 мая по новому стилю) 1904 г. в городке Цзиньчжай уезда Люань провинции Аньхуэй в семье бедного учителя и служащего магазинчика. Цзиньчжай в то время был маленьким городком уезда Люань. По преданию, во времена династии Сун (960-1276 гг.) одна женщина-полководец во главе своих войск выступила на отражение чужеземному нашествию и, проезжая через это место, уронила шпильку. Отсюда, городок раньше назывался «Цзиньча» («Золотая шпилька»); потомки вместо «Цзиньча» стали произносить «Цзиньчжай» («Золотая крепость»).
Хотя в Цзиньчжае производилось многое, но жители его в подавляющем большинстве своем жили очень бедно. Семья Шаоюя не была исключением. К моменту его рождения его дед, Чэнь Хэнчжун (по прозвищу Юйтин), уже больше 20 лет был сельским учителем, занимался также ремеслом — изготовлял бумажные фонари. Отец Шаоюя, Чэнь Цзявэй (по прозвищу Пиньчжи) уже много лет служил продавцом в магазинчике. Двое младших братьев и три младших сестры отца были еще малы, а доходов деда и отца не хватало на содержание семьи из 8 человек.
С 8 лет Шаоюй принимал участие в труде домашних. Помогал, например, родителям принимать клиентов, занимать деньги взаймы, относить вещи в заклад. А к новогодним праздникам писал на продажу «парные надписи», что давало какую-то прибавку к доходу семьи.
Каждый год в течение всего декабря-месяца по старому стилю, он писал ежедневно до глубокой ночи, при этом сестры помогали ему размалывать тушь и протягивать бумагу. Его детские руки краснели, пухли и трескались от холода, но он все равно должен был писать, ибо продать надписи можно было только до наступления Нового года. С 9 лет он начал сочинять стихи и песенки.
Родители Шаоюя считали большим несчастием то, что они сами были малообразованны. Но в старом обществе для детей из бедных семей получить образование было действительно труднее, чем подняться в небеса! Тем не менее, экономя, как могли, на еде и бытовых нуждах, они сумели дать Шаоюю возможность с 5 до 15 лет, в течение 7 из этих 10 лет, проучиться в частных классах. Перерывы в учебе за это время случались из-за эпидемии чумы или когда не было денег для оплаты учителю.
Учить писать иероглифы начинали таким методом: сначала учитель учил учеников «рисовать по красному», то есть, учитель писал иероглифы красной тушью, а ученики закрашивали их черной тушью. Через два месяца переходили к письму по клеткам — учитель писал иероглифы в расчерченных клетках, а ученики писали по ним сверху на тонкой бумаге. Еще через некоторое время начинали писать через клетку: учитель вписывал иероглифы в клетки, но через одну, а ученики вписывали в оставленные свободными клетки те же иероглифы, что рядом от руки учителя. Только после освоения письма «через клетку», разрешалось самостоятельно тренироваться — писать иероглифы. При этом подражали образцам из специальных альбомов, упражнялись в письме иероглифов различных стилей и размеров.
«В первый же день, когда мы со старшей сестрой пришли на учебу, мы заметили на квадратном столе учителя красную ступку для туши, стойку и банку для кисточек, бумагу и т.п. Но не только это. Там лежали также три деревянные рейки разных размеров и вязанка из десяти с лишним веток желтого гибискуса. Сестра тихо сказала мне: — Смотри! Сколько реек и веток, — стало быть, этот учитель часто бьет!
И в самом деле, учитель определил такие правила:
- за каждый неверно написанный иероглиф — три удара рейкой по ладони;
- за каждый неверно прочитанный иероглиф — два удара рейкой по ладони;
- за невыученный или неправильно выученный урок наизусть — от трех до шести ударов желтой веткой.
В 11 лет Шаоюй вместе с бабушкой (матерью отца) прожил несколько месяцев в семье ее родителей, которые носили фамилию Цзэн и проживали в Динцзяпу, на берегу реки. На том берегу жили десятки семей с фамилией Цзэн — крестьяне-бедняки.
Земли у них было мало, прокормиться было невозможно и большинство из них работало еще носильщиками на пристани, на перевозках товаров.
Во всех семьях питались жиденькой кашицей, одежда покрыта заплатами, дома покосившиеся и убогие.
Вернувшись к себе, Шаоюй спросил мать:
— Отчего крестьяне такие бедные?
Мать ответила:
— В Цзиньчжае есть поговорка: «Не убьешь бедняков – не станешь богачом». Так что, богаты только те, кто убивает бедных!
Шаоюй довольно долго общался с дедом и бабушкой, с отцом и матерью. Все они неизменно осуждали людей, владевших деньгами и властью. В то же время они всячески помогали тем, кто был еще беднее и жил еще хуже — старым, больным, одиноким, сиротам.
Вспоминая о своем детстве, Шаоюй рассказывал:
«Бабушка и мама много рассказывали мне разных историй. А я часто пел им по песенникам. Когда в ходе рассказов или пения встречались императоры, вельможи, чиновники-взяточники, помещики-мироеды и прочие злодеи, они говорили мне: «Юйчик, когда вырастешь, не бери примера с таких людей!» А когда рассказывалось или пелось о благородных смельчаках, наказывавших богачей и помогавших бедным, жертвовавших собой ради спасения других, они говорили: «Вот, Юйчик, у них учись!»
Эти наставления старших оставили во мне глубокий след. Мне было 7 лет, когда произошла Сияьхайская революция. Весть о Учанском восстании и падении цинского монарха дошла и до Цзиньчжая. Люди труда восприняли ее с радостью: «Теперь при встрече с чиновником не нужно больше бить челом и называть его господином». Многие цзиньчжайские парни ушли в революционную армию, на войну против Юань Шикая и бэйянских милитаристов.
Шаоюй вместе с Шэн Цзэминем, Чжан Вэньтянем и другими были первой группой студентов, прибывших в Московский университет им. Сунь Ятсена. Сразу же у них начались занятия. Но официально Университет начал свою работу 14 марта 1926 г., в день второй годовщины со дня смерти Сунь Ятсена.
Вскоре Шаоюй был избран членом бюро комсомольской ячейки, ответственным за пропаганду (Шаоюю было 21 год, и он состоял одновременно в комсомоле, из которого вышел только во второй половине 1927 г.). В течение полгода (1926 г.) он помогал Университету в издании учебных пособий на китайском языке стеклографическим способом, поскольку этим производством тогда занималась только одна женщина по фамилии Марченко, которая не успевала отпечатывать всю продукцию. В декабре 1925 г. Шаоюй начал изучать русский язык. Спустя 4-5 месяцев он, продолжая учебу, уже работал переводчиком.
Однажды (в мае или июне 1928 г., за несколько дней до открытия VI съезда КПК) вечером, часов в 7, приехал Сталин. Поужинал вместе с делегацией КПК. Беседа началась в 8 часов вечера … Беседа закончилась в 8 часов утра следующего дня. Сталин поинтересовался, остались ли еще какие-нибудь вопросы и сомнения; если есть, то можно задавать их дальше. Все говорили, что больше нет вопросов.
Сталин сказал:
— Проголодались? Пора подкрепиться.
Затем добавил:
— Голубев (псевдоним Шаоюя), такому переводчику, как Вы, надо дать Орден Ленина.
Цюй Цюбо, знающий русский язык, услышав эти слова, засмеялся и сказал:
— Да, правильно, товарищ Сталин.
— Перевод — техническая работа. Не стоит говорить. – Сказал Шаоюй.
— Что Вы! — Возразил Сталин, — перевод далеко не техническая работа.
Однажды в октябре 1928 г. переутомившийся Шаоюй не мог работать, отдыхал на своей койке. Вдруг кто-то пришел и сообщил, что Юй Фэй (член делегации КПК в ИККИ) разражается сердитыми криками в Восточном отделе Коминтерна, требуя непременно Чэнь Шаоюя как переводчика. Он не желал для этого ни Шэн Цзэминя, ни кого бы то ни было другого. Берман проживавший с Шаоюем в одной комнате, объяснил:
— Голубев действительно болен. Вчера лег, даже не поужинав. И сегодня еще не завтракал. Но Юй Фэй не унимался, требовал Шаоюя и только. Шаоюй вынужден был отправиться в Восточный отдел Коминтерна. Увидев его, Юй Фэй разразился бранью:
— Как такой молодой человек мог заболеть?! По-моему, ты просто заносишься! … Заболел? Умер бы, все равно обязан был прийти! Может быть, ты не хочешь работать переводчиком? Заставим тебя всю жизнь быть переводчиком!
Шаоюй, однако, начав переводить, вскоре почувствовал головокружение и не смог переводить дальше. Услышав ругань Юй Фэя, пришли Миф и Цюй Цюбо, поинтересовались, в чем дело. Шаоюй хотел объяснить, но не смог закончить фразу и упал в обморок. Миф уложил его в своем кабинете отдохнуть. Врач, осмотрев его, определил сердечную недостаточность вследствие переутомления. Это был первый диагноз о неврозе сердца.
Весной 1931 г. (уже после IV Пленума ЦК КПК 6-го созыва), когда объявили денежную награду за поимку Шаоюя и других руководителей ЦК, нам часто приходилось по два-три раза в день менять местожительство, чтобы избавиться от слежек и преследования. Однажды мы поселились на улице Синься в маленьком монашеском доме (верхняя его часть сдавалась в наем). Три монахини днем облачались в буддистские рясы, стучали в «деревянные рыбки»», а ночью, намазанные и напудренные, принимали «клиентов». Мы жили у них на втором этаже, из-за производимого ими шума не знали покоя, задумали переселиться. Как раз в это время пришел Чэнь Гэн. Он сразу сказал:
— Почему вы поселились здесь? Тут шпана всякая шныряет. Затем, понизив голос, он продолжал:
— Товарищ Шаоюй, сегодня я пришел охранять вас. А когда год назад я навестил Вас в той маленькой гостинице, где Вы жили, я имел задание вовсе не охранять Вас. Наоборот, Лисань приказал мне отвести Вас в «большой дом» нашего отдела. Теперь Вы уже знаете, что за место этот «большой дом»? Туда можно только войти, но оттуда нельзя выйти!
… даже Мао Цзэдун в то время в своих выступлениях на различных собраниях и в личных беседах не мог не признавать открыто: «У товарища Ван Мина две большие заслуги перед партией: во-первых, — руководил борьбой против линии Ли Лисаня, во-вторых, — выдвинул политику антияпонского национального единого фронта».
Одновременно он особо подчеркивал: «Выдвинутая товарищем Ван Мином политика антияпонского национального единого фронта является великим открытием. Без этой политики наша партия и Красная армия не могли бы преодолеть трудные условия в северной части провинции Шэньси. Без этой политики не было бы антияпонской войны всего китайского народа».
Однако, когда Мао Цзэдун проводил «Кампанию по упорядочению стиля» (1941-1945 гг.), направленную на фальсификацию истории КПК, на борьбу против ленинизма, Коминтерна, Советского Союза и КПК, он изменил свои взгляды по всем вопросам истории КПК. В это время он уже совершенно беззастенчиво утверждал, что это им была выдвинута политика антияпонского национального единого фронта.
В книге Ван Мина «Полвека КПК и предательство Мао Цзэдуна» довольно обстоятельно излагается о том, как с осени 1941 г. до лета 1943 г. Мао Цзэдун через Ли Фучуня направлял лечащего врача Цзинь Маоюэ и много раз подвергал Ван Мина отравлению. А также о том, как с лета 1948 г. до начала 1956 г. направлял лечащего врача Хуан Шуцзэ и других несколько раз подвергал Ван Мина отравлению. У нас сохранилось «Заключение» консилиума яньаньских врачей от июня-июля 1943 г. на многих страницах (см. далее приложение: «Заключение»).
13 марта 1942 г. Цзинь Маоюэ принес Ван Мину для внутреннего приема всего 6 таблеток так называемого стрептоцида. У Ван Мина после их приема возникли острые гепатит и холецистит. Я спросила Цзинь Маоюэ:
— Какое лекарство Вы дали Ван Мину?
Он унес оставшиеся таблетки. Надо признать: у нас в то время не было такой высокой бдительности, как у Бай Сини; мы не оставили у себя эти таблетки и не отдавали изрыгнутые Ван Мином при рвоте вещества после приема этого лекарства на анализ. Мы только потребовали созвать консилиум.
А уже летом 1956 г. (спустя 14 лет), в Москве, Ли Фучунь по приказу Мао Цзэдуна приезжал к Ван Мину с целью выяснить: сможет ли Ван Мин поехать на VIII съезд КПК. Его телохранитель нес с собой термос, а он не хотел пить наш чай. Как говорится, на воре шапка горит! О деятельности Ли Фучуня во время «упорядочения стиля» в 40-х годах и позже, имеются и другие материалы.
К счастью, 6 апреля нашли известного в Северной Шэньси врача китайской медицины Ли Динмина. После приема выписанных им лекарств (подробно см. далее: «2» Рецепт, спасший жизнь) у Ван Мина прекратилась рвота (сначала я ему дала чайную ложку, рвоты не последовало; затем дала еще столовую ложку …). Он начал принимать жидкую, а на второй день – уже полужидкую пищу. Пять дней спустя он уже мог есть сидя. Опухшая печень была увеличена на 4 пальца, сократилось до двух. К сожалению, Ли Динмин уехал домой в город Суйдэ и только в конце апреля переехал с семьей в Яньань.
Цзинь Маоюэ, увидев, что состояние Ван Мина после приема китайских лекарств улучшилось, стал ругать нас как «отсталых людей», «верящих в отсталую китайскую медицину».
В середине мая старик Ли Динмин как-то спросил Ван Мина:
— Может ли в будущем случиться война между социалистическими странами?
Ван Мин ответил:
— Нет! Если только они все подлинно социалистические.
— Даже между родными братьями бывают драки! — Возразил Ли Динмин.
Я (Фаня Димитрова, дочь Ван Мина и Мэн Циншу) родилась в 1932 г. в Москве. Мои родители, Ван Мин и Мэн Циншу, работали тогда в Коминтерне. Я жила с ними до 5 лет и хорошо помню то счастливое время, как и своих родителей — молодых и жизнерадостных. В конце 1937 г. мои родители вернулись в Китай, где уже шла тяжелая война против японского агрессора. А меня решили пока оставить в Москве. В то время в Советском Союзе находились дети многих китайских коммунистов, в том числе Цюй Цюбо, Чжу Дэ, Гао Гана, Лю Шаоци, Линь Боцюя и других. Здесь же были и оба сына Мао Цзэдуна, которых он по существу бросил на произвол судьбы, а в Советский Союз эти мальчики смогли приехать благодаря заботе и усилиям моего отца Ван Мина. Большинство из этих детей воспитывалось в международном детском интернате в городе Иваново. Со мной же получилось иначе. Димитров и его жена уговорили моих родителей, которыми они очень дружили, оставить меня в их семье. У них тогда уже был полуторагодовалый сын Митя.
Ван Мин был членом Главного правления Общества китайско-советской дружбы. Сразу же после освобождения Пекина, в 1949 г., несмотря на болезни, он выступал с докладами на единую тему «Китайско-советская дружба, внутренняя и международная обстановка и наши задачи» на различных собраниях.
После его доклада на собрании работников пяти центральных политико-правовых учреждений, почтенный Шэн Цзюньжу сказал:
— Товарищ Ван Мин, Ваш доклад очень хороший. Такую постановку вопроса мы слышим впервые.
По аналогичной теме (китайско-советская дружба) Шэн Цзюньжу в иных местах слышал нечто совсем другое: СССР не желает помогать Китаю; советские специалисты работают у нас по найму за наши деньги; Советский Союз получает от сотрудничества двух стран больше выгоды, чем Китай, и т. п.
Ван Мин отмечал, что китайская революция смогла победить «не только потому, что победа Советского Союза над гитлеровской Германией и милитаристской Японией во второй мировой войне создала небывало благоприятную международную и внутреннюю обстановку» для Народно-освободительной армии Китая, «но и особенно потому, что ЦК КПСС и Советское правительство оказали НОАК огромную военно-техническую помощь… Без этой всесторонней, бескорыстной интернационалистской помощи могучего Советского Союза не было бы победы китайской революции в 1949 г.».
Китайская революция проходила пять периодов. Ван Мин внес свой вклад в каждый из них.
Ван Мин умел изложить, устно или на бумаге, глубокие теоретические вопросы четким, простым и понятным языком. Поэтому его выступления и статьи пользовались большой популярностью.
Несмотря на богато накопленные знания, Ван Мин не переставал учиться. Например, в 1947 г. в Хоуганьцюане, помимо работы над проектом Конституции, участия в аграрной реформе, Ван Мин часто читал еще философские труды Гегеля, делая при этом записи по-русски и по-китайски. Играя с товарищами в китайские шахматы, в 9 партиях из 10 он побеждал; заодно он написал записки: «Поговорим об игре в шахматы – к основным моментам шахматной диалектики».
Личный характер Ван Мина был именно такой, как он сам в 1968 г. писал в приведенных выше стихах («Автошарж», перевод Г. Ярославцева):
Шестьдесят четыре года
мне исполнилось как раз,
Но души моей порывы
часто юны и сейчас.
И не стыд я ощущаю —
гордость чувствую скорей,
Если жарко бьется сердце
для товарищей, друзей.
Выдержки из книги Мэн Циншу «Чэнь Шаоюй — Ван Мин. Биография. Воспоминания» / Перевод с китайского, редактирование Ван Даньчжи — М.: БФ «Онтопсихология», 2011.